Интервью с иеромонахом ВЕНЕДИКТОМ (Алексейчуком), игуменом Свято-Успенской Унивской Лавры, о призвании и роли монашества.
- Каково сегодня монашество Греко-Католической Церкви, в частности студитское монашество?
- Если говорить о современном состоянии монашества УГКЦ, то, прежде всего, стоит указать на то, что монашеская жизнь во всей Церкви, на Востоке в частности, сформировалась как жизнь в киновии, это значит как общинная жизнь. Когда же Церковь находилась в подполье, то главной задачей для монахов было выжить в тех обстоятельствах, потому что были преследования. Тогда не было возможности жить общинной жизнью. Были, конечно, случаи, когда монахи жили совместно, как, например, сестры милосердия св. Винкентия, но это единичные случаи. И когда 20 лет назад монашество начало выходить из подполья, то не было большого опыта совместной жизни. Сейчас этот опыт нарабатывается, добывается. То есть сейчас монашество находится на стадии получения опыта совместной жизни. Это включает в себя очень много разных аспектов. Я убежден, что молитва, терпение и время позволют это постичь. Еще одной трудностью для современного монашества является потеря преемственности: до преследований был определенный образ монашеской жизни, определенные выработанные традиции, однако, как я упоминал, во время запрета Церкви и преследования это немного утратилось.
Теперь же монахи должны получать опыт того, как реагировать на вызовы, которые ставит мир, ведь у них еще нет выработанного опыта, скорее он прерван. И когда мир с его секуляризацией наступает, то монастыри не имеют опыта, как себя поставить в тех или иных случаях, как среагировать.
Монашество – это выражение самой сущности Церкви. В общем смысле Церковь – это люди, которые следуют за Христом, живут согласно Евангельским заповедям, монашество же – это выражение радикальности этого пути. Поэтому монашество будет существовать, пока существует Церковь, потому что неизбежно будут люди, которые хотят радикально реализовывать Евангельские заповеди в своей жизни.
- Как работает для мира студитское монашество?
- Когда говорим о монашестве, то должны вспоминать слова Павла, который говорит, что все мы являемся членами одного тела. Есть разные члены в Церкви, каждый выполняет свою задачу, свою миссию. Так же и монашество – оно выполняет свою миссию в Церкви, в частности студитское монашество. Задача и призвание монаха-студита в Церкви похоже на евангельский рассказ о Марте и Марии. Студитский монах – это тот, кто призван сидеть в ногах Христа, как Мария, и слушать, что Бог хочет сказать ему.
Именно поэтому в нашем монастыре достаточно много времени посвящено молитве как личной, так и общей. Соблюдается целое Церковное правило: Вечерняя, Повечеря, Полуночная, Утреня, I, III, VI, IX Часы, Божественная Литургия. Наш Типикон говорит, что жизнь монаха очерчена тремя восьмерками: 8 часов молитвы, 8 часов труда и 8 часов отдыха. Есть моменты, особенно в пост, когда только общая молитва длится более 10 часов.
Основное призвание монаха-студита — это молитва: личная молитва и общая молитва, в молитве монах есть с Богом, познает Бога, вслушивается что Бог от него хочет.
Проблема Марты заключалась не в том, что она что-то плохо делала. Христос говорит, что Мария выбрала лучшую часть. Почему? Потому что часто и мы многими вещами хлопочем, думаем, что это хорошо, а со временем оказывается, что это не так. Задача и призвание каждого из нас — совершать Божью волю, искать ее. Мы часто ищем эту свободу под влиянием разных обстоятельств, часто принимаем решение волею случая. Быть под влиянием какой-то земной вещи, или какого-то человека — это не поиск Божьей воли, правды. Как Мария, мы должны сидеть у ног Христа, вслушиваться в то, что Бог хочет, и тогда выполнять любую миссию в Церкви, которая нужна для Церкви.
Например, святой Антоний жил жизнью анахоретской (затворнической) 38 лет, но в случае необходимости он покидал свой затвор и уходил в город, чтобы помогать арестованным христианам. В другой раз он пошел в город, когда возникла ересь. И поэтому, когда я говорил о призвании, я отмечал, что задача монаха-студита — это прежде всего жизнь в молитве.
Мы можем перечислять различные миссии, которые выполняют монахи-студиты, но монастыри студитского устава — это, прежде всего, места, куда люди могут прийти, чтобы побыть вместе с монахами у ног Христа. Унив все больше становится таким местом, куда приходят люди, чтобы отведать вместе с монахами той другой - иноческой - жизни. Ведь синоним слова "монах" — "инок", то есть другой, не от мира сего. Мы должны дать людям возможность побыть там, где все внимание и время посвящаются Богу. И это главное в миссии и служении монаха-студита.
- Как много людей приходит к вам?
- Мы не ведем статистики, что, возможно, проблема. Но хотел бы привести такой пример: у нас есть реколлекционный дом в Униве, который вмещает более 50 человек — с мая до конца лета нет ни дня, когда бы там было свободно. Во время другого периода каждую субботу и воскресенье здание также заполнено. Кроме того, паломники приезжают на протяжении всего года. К нам приезжают люди очень разные, не только греко-католики, что, конечно, является доминирующим большинством, но также много римо-католиков и православных, верных разных конфессий, священники, даже епископы. Также навещают нас протестанты. Постоянно, почти каждый месяц, приезжает один протестантский пастор.
Само слово "Унив", можно сказать, несет пророческое значение. В современной Европе все знают слово уния, единство. Призвание Унива быть местом для единства. Это место, где проходят разнообразные встречи на религиозных, национальных, культурных и других уровнях.
Сейчас, например, у нас в монастыре находится группа паломников из Харькова – это римо-католики, которые хотят 5 дней пожить у нас, провести здесь реколлекции.
Кроме тех, кто останавливается на более долгое время, у нас каждый день есть паломники, которые приходят помолиться в Лавру.
Даже географическое расположение Унива специфическое - он находится на границе 3 областей (Тернопольской, Львовской и Ивано-Франковской), мы лежим на пограничье 5 епархий УГКЦ. Географически находимся на территории Стрийской епархии; граничим со Львовской архиепархией, а до Сокольско-Жовковской, Ивано-Франковской и Тернопольской епархий рукой подать.
- В УГКЦ 2010 год был провозглашен годом призвания с особым упором на богопосвященную жизнь. Как можно охарактеризовать призвание к монашеской жизни в УГКЦ в динамике — от 90-х годов до сих пор?
- Каждый человек имеет свое призвание в этом мире. В этом году Церковь особое внимание обращает на призвание к богопосвященной жизни. Как я говорил, пока Церковь жива, эти призвания будут. Призвания не падают с неба, они выходят из Церкви. Церковь дает своих лучших сыновей и дочерей. Это неизбежно, они будут и есть, потому что это выражение жизни самой Церкви. Если эти призвания приходят в упадок, значит, есть проблемы в жизни целой Церкви. Если есть призвание, то это показывает, что Церковь здорова, если нет призваний, значит, имеется кризис в самой Церкви. Это как барометр.
Если говорить о призвании кратко, относительно нашего монастыря, то у нас нет проблемы кризиса призваний. Ежегодно у нас есть 6-8 человек, которые приходят к нам. В этом году у нас на новициате есть 7 человек. Около 7-8 лет назад у нас сложилась своеобразная "традиция", согласно которой к нам ежегодно приходит лицо, которое уже является священником, или кто-то, кто уже закончил семинарию.
Если же говорить о динамике — от 90-х годов и по сей день — это дело более глубоких исследований, но говоря обобщено, то в 90-х годах была такая волна, когда люди шли в монастырь на энтузиазме, возможно, количественно и больше, чем сегодня , но они не осознавали, что такое монашеская жизнь. Не было устоявшихся монашеских общин, образцов, куда они могли прийти и побыть там. Запрет Советского государства на существование Церкви родил в душах людей жажду той другой жизни, которую многие ассоциировали с монашеским. Но, придя после развала СССР в монастырь, часто эти люди увидели, что там не их место, что у них нет призвания к такой жизни. В то время в монастыри приходило много "случайных" людей. Теперь приходит, без сомнения, меньше человек, но остается из них больше, потому что они уже осознаннее делают выбор.
Вхождение в монашеское сообщество – это органический процесс, а не так, что пришел – и сразу навсегда. Человеку дается время, чтобы пожить в сообществе, присмотреться к нему, а сообщество изучает пришедшего. Человеку всегда нужно время. Монашеская традиция имеет свой выработанный опыт, который учитывает эту потребность человека и предохраняет его от поспешных решений. В нашем монастыре человек по меньшей мере через 5 лет принимает Малую Схиму (пожизненные обеты). Это позволяет проверить призвание. В мире, где царит спешка, человеку труднее принимать ответственные решения.
В сознание наших людей, как можно наблюдать, перекочевал стереотип о том, что в монастырь люди идут через трагедию в жизни, через переживание какого-то стресса. Возможно, некоторые идут по таким причинам, но они долго в монастыре не задерживаются. Они быстро отдают себе отчет в том, что это не их, а если и не видят этого какое-то время, то по ним это все равно видно, община это чувствует.
- А что действительно зовет людей уходить в монастырь? Чего люди прежде всего ищут, чего ожидают?
- Каждый христианин должен познать свое призвание. С другой стороны, нужно сказать, что человек должен узнать, какая Божья воля по отношению к каждому из нас, потому что Бог лучше знает, что нам нужно. Монашеская жизнь – это одно из призваний, сюда идут люди призванные, в монастыре они узнают, что это место – их.
В мире о влюбившихся людях говорят, что они — на седьмом небе. Монах в своем призвании должен быть на семнадцатом небе. Если монах не влюблен в свое монашество, то он не сможет в нем жить, он должен это любить. Это самое большое, что монах должен сделать, — влюбиться в свое призвание: познать свое призвание, почувствовать, что это воля Божия и быть влюбленным в то, что Бог дал ему.
А из этого уже вытекает молитва. Ибо что есть молитва? Это бытие с Богом, это не какой-то механический повтор слов, это мое желание быть с тем, которого я люблю, это выражение моей монашеской жизни. А труд монаха вытекает из того, что требует от него Бог в той или иной ситуации, и, конечно, из того, какие у меня есть способности.
- Вы вспомнили о труде, а чем чаще всего братья занимаются?
- У братии много разных обязанностей: есть иеромонах, который отвечает за молодых монахов; есть эконом; есть иконописная школа — есть брат, пишущий иконы; есть брат занимающийся резьбой; есть брат ответственный за ремонтные, строительные работы; мы имеем пасеку — есть те, кто заботится о ней. У нас есть реколлекционный дом, где есть брат, отвечающий за этот дом; имеем прачечную – есть брат работающий там; есть поля (около 20 гектаров пахотной земли) — есть брат, работающий на полях; есть ферма, за которой также есть уход; имеем и свечную мастерскую; есть магазин, где работают братья, и многие другие обязанности.
Разделяя обязанности, мы смотрим на способности личности и на существующие потребности. Когда человек приходит в монастырь, есть несколько граней относительно его обязанностей: грань способностей, навыков, которые он уже приобрел, вызововы, к которым он открывается, и то, насколько эти вызовы он может принять.
Это задача сообщества, настоятеля — изучать личность, видеть потребности и понимать, насколько человек сможет это выполнить, а насколько — не сможет, чтобы он не сломался. Многие растут, уже на моих глазах многие достаточно выросли в своих ответственности. В каждый момент человек может открыться для чего-то нового, открыть в себе новые для него грани, неизвестные до сих пор. Так часто есть и в монастыре...
Ведь жизнь в Боге — это не просто религия, потому что христианство — это не одна из очередных религий. Религия — это мои отношения с божеством: есть божество, я выполняю какие-то обряды, соблюдаю традиции, а божество где-то сверху меня смотрит, помогает мне. Это не христианство, христианство — это жизнь во Христе, жизнь с Богом, потому что мы причащаемся Его Тела и Крови — Христос есть с нами. Ни в какой другой религии такого нет. Христос говорит: "Я Бог живых, а не мертвых". Наша жизнь дает возможность каждый раз по-новому реагировать, каждая наша молитва неповторима, каждая наша обязанность может быть новой, каждая традиция может набрать новые аспекты.
Поэтому то, что касается развития призваний в монастыре, они могут быть очень разные. Вопрос не в том, что делать. Главное для монаха это пребывать с Богом. Ты есть с Богом — это самое важное, а Бог в силу обстоятельств указывает нам, в чем наибольшая необходимость.
- Много ли братьев, которые хотят стать священниками?
- Снова выхожу из того, что монах — это тот, кто призван сидеть в ногах Христа и познавать Его волю. Но сам монах не может узнать своего призвания: вы есть в семье, но не можете все свои идеи называть родственными, принимать все решения от имени семьи, следует всегда совещаться с семьей. Так же и в монастыре – это не только то, что ты узнаешь, потому что ты можешь ошибиться. Поэтому, с одной стороны, сам монах распознает волю Божию, с другой — община помогает ему в этом. Так принимается и решение о предстоящем служении личности как священника. Священник – это одно из служений. У нас священники выполняют любой труд по монастырю. У нас есть равенство между всеми. Ты исполняешь служение священника, это твое призвание в призвании: ты монах, но твое призвание – это призвание священника. Это тебе не придает особого статуса. Твой статус такой же, как и у любого другого.
Когда человек приходит к нам, никто его не спрашивает, хочет ли он быть священником. Основное желание быть монахом. В этом суть ее пребывания в монастыре – желание, призвание быть монахом. Если узнавая свое призвание, человеку открывается священный путь, сообщество это видит.
Но еще раз подчеркну, что это не цель монашеской жизни. Например, в Польше существует конгрегация братьев-альбертинов, основателем которой является брат Альберт, тесно приятельствовавший с Митрополитом Андреем Шептицким. Те братья ухаживают за бездомными людьми, в их сообществе вообще есть только братья, они являются основой конгрегации, там есть только один священник. Я не знаю всех аспектов устава их монашеской жизни, но точно знаю, что если ты и являешься священником-альбертинцем, ты не можешь быть настоятелем. Таков их подход.
В нашей ментальности отложился постулат, что священник это нечто важное, особенное, главное. С одной стороны это так. А с другой стороны, когда ты живешь в общине, это главное, если сообщество призывает тебя к священству — это хорошо, но это не твое особое служение, которым ты возвышаешься над другими. Наше главное призвание – это монашество.
- Есть ли многие братья, которые хотят углубить свои знания, получить основательное образование?
- Трудно определить, много их или мало, но мы практически всем заинтересованным и способным даем возможность для обучения. Кроме обучения в семинарии, 3 наших брата находятся на обучении в Риме, один в этом году защитил докторат в Риме, другой в этом году едет на такое обучение.
- Есть ли случаи служения братьев вне общины на отдельных приходах?
- До сих пор мы говорили в основном в контексте Лавры в Униве. Кроме Унива, в Украине у нас много других студитских общин. Стиль жизни этих общин разный. Возьмем для примера две наших общины, которые совершенно разные: Свято-Михайловский монастырь во Львове, где проживает 20 наших собратьев, они в большей степени занимаются душепастырским трудом, трудно перечислить все виды деятельности собратьев на этом поле: при храме действует 4 хора, мастерская по изготовлению вещей церковного обихода "Розвій", школа катехизации, реставрационная мастерская икон, многие молодежные организации, издательство "Свичадо" и т.д. С другой стороны, у нас есть свой скит в Лужках в Карпатах, где совершенно иной стиль жизни, это своего рода контемплятивная, более скрытая жизнь. Там живут несколько наших собратьев. Они ведут более активную молитвенную жизнь, а также занимаются физическим трудом, в частности на пасеке, которая там есть. Наличие такого разного характера общин в нашем монашестве свидетельствует о том, что разные люди могут по-разному переживать свою монашескую жизнь, по-разному совершать служение. Но главное — это призвание, задача быть с Богом: я с ним, но слышу, куда Бог меня зовет, чтобы не быть, как Марта: ее проблема не была в том, что она работала, а в том, что именно в том момент Бог от нее хотел чего-то другого... Монах может выполнять любой труд, служение, но он должен прежде всего вслушиваться в волю Божью, почувствовать, где есть его место в тот или иной момент.
Наибольшей покровительницей миссионеров в Католической Церкви является Тереза от Младенца Иисуса, западная святая, которая была монахиней-затворницей. Парадокс, но она, будучи в контемплятивном монастыре, стала покровительницей миссионеров. Она никогда не ездила на миссии – она молилась. Наша проблема заключается в том, что мы все очень радостно беремся за наставления, мы бы указывали, кто, что и где должен делать, руководили бы, отмечали бы, что кто не так делает, в частности во властной верхушке, а на своих местах активность падает. Если бы каждый на своем месте делал все, что нужно, мы бы расцвели.
- А думают ли монахи-студиты о медиа-служении?
- Хотим привлечь несколько человек, которые работали бы на новом сайте Лавры, открыть там форум, отдел вопроса-ответа... Когда наши братья римо-католики или православные имеют очень хорошо развитую мультимедийную сферу, присутствие Церкви в медиа, то мы — нет, мы этого не имеем. Церковь наша несколько недорабатывает. Если бы я не чувствовал столь глубокого призвания к монашеской жизни, не был бы настолько в него влюблен, то, пожалуй, я бы работал в мультимедийной сфере. Я вижу, как через нее можно сказать людям, помочь людям.
- Сегодня также много говорят об опасном влиянии масс-медиа. Не может ли медиа-служение отрицательно повлиять на самих монахов?
- Если человек не сформирован, он может попасть под влияние. Поэтому задача монастыря – формировать личность и помогать ей. Мы же не можем всегда следить за человеком, мы должны формировать его, но не постоянно контролировать.
С начала существования человека ему постоянно что-то грозит, но грозит тогда, когда человек не хорошо сформирован, может легко подвергаться воздействию.
С другой стороны, проблема нашей духовной жизни кроется в том, что мы являемся продуктом светского воспитания. Современный человек из-за перегруженности разнообразной информацией воспринимает эту информацию очень поверхностно. Кажется, что сейчас мало людей, с которыми можно поговорить душевно, в своих отношениях люди очень поверхностны, "привет"-"пока". Мир информационных технологий провоцирует эту этажность. С той же этажностью люди приходят и в Церковь, ко всем Таинствам. Поэтому не происходит встречи как человека с человеком, так и прежде всего человека с Богом. Люди в своих отношениях редко глубоко встречаются, это краткосрочные импульсы, мир смс и подобного. Человек не научен той глубокости, не научен созерцать, восхищаться красотой другого человека, окружающей среды, природы.
- Унив славен своей чудодейственной водой, есть чудотворная икона Унивской Богородицы. Вы фиксируете сейчас случаи чудесных исцелений, и как часто такие исцеления происходят?
- Мы как-то вспоминали момент фиксирования таких показаний. Я уже поручил одному измонахов это делать. Также мы вмещаем такие свидетельства в информационный вестник нашей Лавры "Унівський прочанин", который выходит несколько раз в году. Но мы не акцентируемся на этих случаях, как-то не пропагандируем их. Унив больше открывает свое место, лицо в контексте перемены человека в целом, в духовном аспекте. Люди, приехав сюда, (и это свидетельство многих, если не каждого), ступив на эту землю, всегда чувствуют мир и покой, это такие свидетельства, которые мы не можем охватить словами, оформить, чтобы рассказать о них, но в то же время они являются важнейшими. Этот мир и спокойствие дают возможность самому человеку изменяться более духовно, чем физически. Но проблема духовной смены в том, что ее не зафиксируешь. Унивская Лавра в последнее время выполняет миссию исцеления людей больше в духовном измерении, а это нельзя запечатлеть. Но самое желание людей приходить сюда, быть здесь указывает, что здесь они получают желаемую перемену, преображение.
Здесь речь идет об интимном измерении бытия личности, об, чём-то глубоком, из чего не хочется делать сенсации, а оставить глубоким, что до конца трудно понять. Это жизнь в Боге, эти вещи не хочется вытаскивать вверх. И люди не желают. Хотя, конечно, к нам тоже приходит американская культура, она неизбежно откладывается, она все, даже личное, вытягивает наружу. Это иногда нужно, но не всегда люди к этому готовы.
У меня была идея создания при Униве братства людей, которым Унив дорог, проводить ними встречи, конференции, наладить определенные отношения. Однако в настоящее время вижу, что большинство приезжающих сюда хотят сохранить свою интимность. Они приходили и будут приходить, но не хотели бы какого-нибудь формального включения себя в какой-то институт. Как говорится, когда есть сообщество, но еще нет устава, то оно живет и активно развивается, когда же появляется устав, то что-то исчезает, жизнь притихает... Такая жизнь — когда её описать, теряет определенный шарм.
Дух боится слов, правил. Когда начинаешь его вписывать в правила, то теряется его жизненность. Это так же, как вкладывать в правила отношения в семье с друзьями. В монастыре всегда речь идет о грани между правилами, которые должны быть, потому что не может быть анархии, и между жизнью в Боге, что всегда неописано, потому что Бог неописан. Евангелие – Божественная истина, но оно не может все изложить о Боге, поэтому мы говорим об интимной личной связи. Поэтому, с одной стороны, речь идет об отношениях институциональности и, с другой, о личной жизни каждого человека в Боге. И эта связь очень сложная. В Церкви должны быть каноны, традиции, институциональность, но следует учитывать, что эта сторона должна оставлять возможность индивидуальности. Между индивидуальностью и институциональностью может не раз возникать конфликтность.
Возвращаясь к вопросу об исцелениях, да, они есть, как физические, так и духовные, но мы не хотим, чтобы говорили: "Унив — место исцелений". Бог есть повсюду. Здесь, конечно, присутствие Божье чувствуется усиленно, да, это потому, что здесь место свято, потому что совершается молитва и подвиг монахов, но и потому это место святое, что люди именно здесь через свою веру получают исцеление.
- Есть ли у Унивской Лавры постоянные меценаты? Традиционно складывалось так, что большие духовные центры со временем становились мощными в экономическом плане, с чем и самим монастырям становилось трудно бороться...
- В Униве я уже 11 лет. И за это время у Лавры никогда не было особых меценатов. Я благодарен Богу, что так есть. Практически все, что есть в Униве восстановлено, это единичные пожертвования, "вдовьи лепты", образно говоря. Я бы также не утверждал, что мы живем только на пожертвования, мы в достаточной степени удерживаем себя: есть хозяйство, промыслы, например свечной. Но это хорошо. Ибо тогда ты избавляешься от зависимости, тогда ты свободен. История показывает, что зависимостью для общин оборачивается "заигрывание" с властью, принятие богатых подарков...
Все социологические исследования утверждают, что Церковь обладает наибольшим авторитетом, поэтому каждая власть всегда хочет руководить Церковью, иметь влияние на нее, пользоваться ее авторитетом. И здесь есть проблема: если кто-то помогает, то это не даром, потому что потом не раз нужно будет платить... Поэтому я благодарен, что у нас не было и нет таких ктиторов, перед которыми я чувствую обязательство. Конечно, мы имеем много добродеев, которые помогают, но это никогда не является чем-то глобальным. Это делает нас свободными, монашество всегда к этому стремится. Монахи становились невольниками, когда они начинали обрастать добрами, ктиторами.
Господь, напротив, дает нам возможность много жертвовать. Наш Типикон указывает на то, что мы третью часть своих доходов, средств давали нуждающимся. Всегда разными способами мы стараемся служить людям, помогать им.
Монастырь может иметь богатства, это не проблема, но не быть в плену их, уметь давать, уметь иметь всегда открытую руку, как для того чтобы взять, так и чтобы отдать то, что взял. Как говорил Василий Великий, "нет в мире бедных или богатых: есть те, которые могут дать, и нуждающиеся". Я в монастыре говорю братьям: если нам кто-то дает, не чувствуйте себя обязанными, так же, когда вы кому-то дали, не ждите, что кто-то вам должен благодарить.
- Как сегодня складываются отношения между разными монашескими конгрегациями УГКЦ?
- Отношения очень хорошие. Большое влияние на это оказал Собор монашества, длившийся 6 лет. Его участники рассматривали разные аспекты: идентичность монашества, формация монашества, посланничество, миссия монашества. Работа во время конференции и сессий Собра, как и приготовление к ним, давали возможность узнать друг друга, понять, в чем наша общность, а в чем — отличие. Эти общие встречи позже дали толчок ко многим общим акциям. Например, на Сретение этого года во Львове состоялась конференция священнослужителей, посвященная обету послушания. В апреле также состоится обучение для главных настоятелей всех мужских и женских сообществ. Мы общаемся между собой, в Церкви работает Комиссия по делам монашества, Совет высших настоятелей, Совет высших настоятельниц, таким образом есть возможность обсуждать различные идеи, проблемы, потребности и т.д.
- Как Вы оцениваете литургическую жизнь в Греко-Католической Церкви сегодня? Не назрела ли потребность в обновлении литургической традиции?
- У восточных Церквей колоссальное сокровище. Наши богослужения – это не плод чьего-то сиденья за письменным столом, это определенный крик души, который вышел из человека, когда он испытал Бога. В наши богослужения вложен опыт Бога. И в этот опыт Бога следует войти. Проблема состоит в том, что Церковь была запрещена, преследована, и этот опыт богослужений, жизни в Церкви утратился. Все будто восстановилось на сегодня, все хорошо, эстетично, но люди еще не имеют опыта встретить Бога именно через Бого-служения.
Еще один нюанс, который следует отметить: Восток всегда подавал опыт Бога непосредственно, не столько через катехизацию, обучение, даже проповеди, но открывал мир Бога в богослужениях. Наши богослужения – это опыт Бога. Литургия начинается словами: "Благословенное Царство Отца, и Сына, и Святого Духа". А где есть Царство, там есть и Хозяин дома – Господь. Этот опыт у нас есть, но во многом он потерян, прерван. По этой причине используются многие внелитургические практики, потому что люди не имеют этого опыта, не выросли в нем. Его следует порождать. Часто я говорю людям, чтобы время от времени они читали текст Божественной литургии, других богослужений, размышляли над ним, над каждым предложением. Есть много литературы, объясняющей богослужение, можно также самостоятельно размышлять над словами Литургии. Мы должны вырасти в понимании, в опыте того, что утверждает Литургия, потому что для нас это стало исполнением обряда, но это не дает жизни. Оно не является нашим хлебом насущным. Почему нам так важно в воскресенье идти в церковь? Потому что это для нас некая формальность, мы не испытываем нужды в этом. Мы должны вчитываться в молитвы, в стихиры в свободное время – это лучшая возможность познать опыт, вложенный в них, познать сокровище, огромное сокровище, которое имеет Восточная Церковь.
Само слово "Литургия" означает "общее дело". Когда же Литургия воспринимается как принуждение, это теряет смысл, значение Литургии в таком случае нивелируется.
Мы гордимся, когда занимаем какие-то высокие должности, получаем приглашение на резонансные публичные мероприятия, даже когда кто-то из наших хороших знакомых является известным лицом, у власти. Но на Литургию приглашает нас сам Господь, Творец. Что может быть больше этого? Конечно, должно быть приобщение к "крику" души, который пережили святые, когда написали тексты тех или иных богослужений. Нам следует расти на этом опыте и стать самостоятельными в своем опыте встречи с Господом. Потому что у каждого должен быть свой опыт, в частности, каждый должен иметь свой опыт жизни в Боге.
Мы вместе приходим на Литургическую молитву, вместе прославляем Господа, но, с другой стороны, нам, попросту говоря, это неинтересно, когда мы лично не почувствовали глубоко присутствия Господа. Если же мы чувствуем это, приносим в общину свой опыт, каждый приносит, тогда мы обогащаем общину.
Унив, говорят, святое место. Да, монахи стараются жить свято, упражняются в этом, но святость Унива – это святость каждого, кто приносит сюда свою веру. Особенно ощутимо это во время отпустов, многолюдных паломничеств, святость просто ощущается на ощупь, витает в воздухе. Это общая святость людей, которые собираются здесь.
.- Какой, на Ваш взгляд, должна быть связь между Церковью и государством, какой должен быть уровень привлечения Церкви в вопрос государственного развития?
– Задача христианина – жить в Боге. Когда мы выполняем эту обязанность, то, как говорит апостол Павел, "уже живу не я – живет во мне Христос". У Бога есть ответ на все, он знает ответ в любой момент нашей жизни. Когда живем в благодати Божией, то Бог даст на все ответ, в Боге мы узнаем, что есть истинное добро для нас, истинная польза.
Никогда Церковь не должна приставать к какой-либо политической силе. Ее призвание – это та роль, которую имеет совесть в каждом из нас, а совесть – это голос Божий, говорящий нам. Однако наша совесть никогда нас не заставит ничего делать, но она нам говорит, что мы должны делать. Задача христианина – всегда вслушиваться в свою совесть. Церковь должна помогать человеку воспитывать свою правильную совесть и в ней принимать решения. Ведь священник есть с человеком не каждый миг его жизни, и не может быть, но когда человек воспитал свою совесть, отшлифовал её в Боге через свою духовную жизнь, через молитву, добрые дела, исповедь, тогда легче принимать решения.
Добрый христианин – это основа, и тогда формируется здоровое видение. Добрые христиане будут хорошими украинцами, добрый христианин будет хорошим Президентом, дворником, мэром, хозяином. Задача Церкви — формировать добрых христиан, а не творить свои группы, партии, пытаться влиять на государство, Президента — это не задача Церкви. Церковь тогда теряет свою сущность и призвание.
Задача Церкви — быть не от мира сего, указывать миру, как он должен поступать. То, что Церковь будет нелюбимой за это, понятно. Мы не всегда любим то, что говорит нам совесть. Представьте себе, что творится с человеком, когда совесть перестает в нем говорить, он дичает, животнеет. Так же и когда Церковь перестает выполнять свою функцию, общество деградирует.
Церковь не должна вмешиваться в политику, идеализировать каких-либо кандидатов, Церковь выдвигает только требования к лицу, какое моральное лицо должно иметь лицо, особенно руководитель государства, а выбирать — задача людей. Церковь может говорить, каким должен быть Президент, но не может говорить, кто им должен быть.
Проблема в обществе также состоит в том, что Церковь ассоциируют с людьми, указывают сразу на священника, епископа, но Церковь — это Христос. Люди же воспитаны в обществе, формировались в нем, во взглядах общества. Когда людям Бог дает призвание к служению священника, епископа и тому подобное, то хоть это и есть призвание, но они остаются людьми и совершают грехи. Но это их личные грехи, не грехи Церкви, это не позиция Церкви.
- Где, по-вашему, пролегает предел для национальных чувств в Церкви?
- Когда человек развивает подобие Божье в себе, развивает в себе призвание сына или дочери Божией (ибо мы говорим "Отче наш"), тогда человек осознат себя как человека. Неизбежно в таких условиях он будет правильно выражать и свое национальное чувство. Есть национализм и патриотизм. Истинное понимание этих понятий исходит из истинного понимания человека.
Истинное понимание себя, порождающее также понимание других наций, дает возможность избежать искажений.
- Спасибо за откровенный разговор!
Разговаривали Татьяна ЛУЦИК, Тарас АНТОШЕВСКИЙ
https://risu.ua/
Похожие статьи:
