"Между холмами, называемыми Гологорами, посреди лесов и оврагов, над рекой Гнилой Липой, распростерлось тихое, убогое село Унив"¹. Так описывает село Иван Гузманюк, учитель унивской школы, работавший там до 1908 года². До Второй мировой войны в селе было две школы – трехклассная, в которой обучалось 150 детей³ и отдельная школа действовала при монастыре для воспитанников приюта. Село было относительно небольшим. К 1935 году насчитывало 1084 жителя. Из них 85 были поляками и 54 – евреями⁴.
Воспоминания о межвоенном периоде у большинства жителей Западной Украины похожи. Как и другие галичане, жители Унива вспоминают свою жизнь до 1939 г. в ярких красках. Для них это было спокойное время, когда представители разных народов мирно жили бок о бок, не враждуя. "До войны в деревне было немного евреев и поляков. Все жили мирно и с уважением относились к соседям" - рассказывает Галина Мокрий, которая родилась в 1932 году и выросла в Униве⁵. Поляки в большинстве своем жили немного уединенно - на конце села. Относительно евреев, по воспоминаниям, их было в селе немного: несколько семей, но евреи были здесь хозяева⁶. Единственный в селе магазин принадлежал евреям, и большой корчмой в конце села по дороге на монастырь заведовал еврей⁷. Игорь Дюк, 1938 года рождения, который тогда был еще ребенком, вспоминает, что в их доме частыми гостями были поляки - их семья имела хорошие отношения с соседями. А его отец, свободно владея немецким и чешским языками, имел хороших приятелей и среди немцев, и среди евреев⁸. Итак, если и были какие-то межнациональные или межрелигиозные недоразумения и конфликты на селе, они стерлись из коллективной памяти унивчан.
С началом войны ситуация поменялась. Добрососедство кончилось, и национальная принадлежность приобрела сверхважное значение. Особенно остро это стало ощутимо после августа 1941 года, когда власти в регионе перешли в военную администрацию Третьего Рейха. Вскоре после прихода нацистов в Перемышлянах образовали еврейское гетто. Туда свозили евреев со всех окрестностей. Немногочисленные семьи из Унива также попали в Перемышлянское гетто.
Осенью 1942 г. начались первые расстрелы⁹. Местом экзекуций был холм возле села Якторив, который люди называли "Грушки". В то время в Униве, как и в других местах, висели плакаты, предостерегающие каким-либо образом помогать евреям под угрозой расстрела.
В атмосфере страха и ежедневной борьбы за жизнь случилась одна из четырех удивительных унивских историй спасения – история Роальда Гоффмана. Маленький Рауль (Роальд – позднее имя) родился в Золочеве в семье стоматолога. Его отец тесно дружил с молодым и прогрессивным директором школы в Униве – Николаем Дюком, который получил хорошее образование (учился некоторое время в Вене) и свободно владел немецким и польским языками¹⁰. Когда начались массовые преследования евреев, он обратился к своему унивскому другу с просьбой спасти его семью. Однажды ночью его жена, сын и брат с семьей прибыли в Унив. Отцу Рауля не удалось присоединиться к своей семье – к тому времени он уже попал в немецкий лагерь труда, где вскоре погиб. Николай Дюк спрятал маленького мальчика и его родственников на чердаке школы.
Таким образом, более двух лет там скрывались пятеро евреев: Рауль с мамой и его родной дядя с женой и сестрой. Для мальчика, которому тогда было всего четыре года, их тайная жизнь запомнилась навсегда: жена господина Николая, которая каждый день приносила еду, сын директора Игорь, сверстник Рауля, с которым они иногда тихонько играли, сам Николай Дюк, приходивший время от времени , рассказывая последние новости извне. Эти три человека рассказывали события, которые случались в селе, даже самые будничные, и для пятерых "заточенцев" они были единственной цепочкой, объединяющей их с миром. А для мальчика таким "окном наружу" было еще и окошко чердака. Долгие часы Рауль бывал возле него, наблюдая за жизнью на школьном дворе. Уже во взрослом возрасте он написал о нем стихотворение, в котором есть слова: "Мальчик всегда двигался от одного оконного стекла к другому, пытаясь ухватить внешний мир. Он видел жену Учителя Дюка с корзинкой, а потом - когда она возвращается с полной корзиной яиц, он мог чувствовать их запах…"¹¹. Каждый день на чердаке школы Рауль слушал замечательные длинные сказки и истории о сильных героях и заокеанских разбойниках, которые рассказывала мальчику мама. Впечатления об этих рассказах также отразились впоследствии в его поэзии¹².
Мама Рауля Клара удивлялась, что никто из унивчан так и не узнал о том, что в школе прячутся пятеро евреев, что нацисты ни разу не приходили проверять здание, как это часто случалось в селе. У сына Николая Игоря Дюка, которому в то время было пять лет, есть свое объяснение. Он вспоминает, что свободно владея немецким языком, его отец быстро завел знакомство с новой властью. Особенно он подружился с одним офицером, который сначала гостил в семье, а через некоторое время перебрался к ним жить. Николай и немецкий капитан имели привычку долго говорить о чем-то вечерами. По мнению Игоря Дюка, именно благодаря этой дружбе и стало возможным укрывательство еврейской семьи на чердаке школы. Живя вместе с семьей директора, немецкий офицер не мог не знать, что на чердаке кто-то живет. Но по непонятным причинам он не рассказал об этом никому. Более того, по мнению сына господина Николая, немец был своеобразной защитой от проверок нацистов, и спасение еврейской семьи было возможно с его молчаливого согласия.
Когда красная армия наступала, и пришло время покидать дом директора, офицер несколько раз приглашал семью Дюков перебираться в Германию, уверяя, что поможет им найти жилье и освоиться в новых условиях. На прощание он оставил свой адрес¹³. Этот капитан сыграл немаловажную роль в судьбе Рауля, ведь неизвестно, как бы развивалась ситуация и что ждало бы Николая Дюка без его присутствия в доме.
После войны Рауль с мамой переехали в США, где мальчику дали имя Роальд, а мама вышла второй раз замуж и взяла фамилию Гоффман¹⁴. Еще некоторое время Клара переписывалась со своими спасателями, однако холодная война заставила прервать переписку. Уже будучи всемирно известным химиком, Нобелевским лауреатом, Роальд Гоффман посетил Унив, чтобы встретиться с другом детства, с которым он играл когда-то на чердаке местной школы. При его содействии "Яд-Вашем" признал Николая и Марию Дюков "Праведниками народов мира".
В то время, когда маленький Рауль играл на школьном чердаке, такие же мальчики из еврейских семей, гоняли мяч возле другой школы – при приюте Унивской лавры. Звали их Данель и Левко. Каждого из них судьба своим путем привела к Униву, который стал для них спасительным жилищем.
Даниил (Адам Даниэль) происходил из Перемышлян из семьи юристов. Перед войной его отец был адвокатом монахов-василиан, поэтому был хорошо знаком со многими монахами. По воспоминаниям мальчика, к месту, где скрывалась их семья, приехал приветливый монах: "Перед прощанием задержался в дверях и вернулся к моему отцу: "Может, господин доктор отправит к нам своего сына?". Все взрослые в комнате посмотрели на меня. Начали спешно меня собирать, сжимать, целовать. Посадили на телегу. Видел тогда свою семью в последний раз"¹⁵. Мальчику тогда было всего три с половиной года, но он так часто возвращался в воспоминаниях к этому событию, что запомнил его в совершенстве.
В приюте он получил имя Даниил Червинский¹⁶. Там маленький Даниил изучал все привычные школьные предметы и ходил на занятия по религии. Через год пребывания в Униве мальчика окрестили. Совсем скоро мальчик привык к условиям жизни в приюте. Он знал, что никто не должен знать о его настоящем прошлом, поэтому лучше всего было просто о нем забыть. Все свои тайны Даниил доверял коню: "Дали мне кобылу, потому что я был пастухом при монастыре. Имел под своей опекой 13 коров, 30 овец с колокольчиками и кобылу, которая имела ко мне попечительское отношение"¹⁷.
В приюте он дождался прихода Красной армии. В это время монастыри начали расформовывать, а духовенство арестовывать. Еще некоторое время в 1945 году Даниил учился в Унивской школе. А позже мальчика нашла старшая сестра и забрала к себе. В 1951 году началась акция польского правительства по возвращению в Польшу всех военных сирот. В рамках той акции в страну приехало около 3000 детей, а специально созданная комиссия разыскивала их родственников. Полгода спустя все дети нашли своих родственников, кроме четырех сирот, среди которых был и Адам Ротфельд. Его отправили в детский дом в Кракове, где было много еврейских сирот. В начале 1950-х парня как единственного представителя от Краковского детского дома избрали для участия в V Международном фестивале демократической молодежи, который проходил в Варшаве.
Это событие дало ему шанс попасть на студии в Варшавский университет. Адам Ротфельд окончил элитарный дипломатично-консульский отдел Главной школы зарубежной службы в Варшаве. В 1973 г. как член дипломатической делегации он посетил Советский Союз. Именно во время этого путешествия Адаму Ротфельду удалось побывать в Перемышлянах возле своего бывшего дома и в Унивском монастыре, который в то время был убежищем для душевнобольных. Второй визит пришелся на 2005 год, когда Адам Ротфельд как министр иностранных дел Польши прибыл в Унив открывать мемориальную таблицу в память о деятельности братьев Шептицких и их роли в спасении евреев.
В 1994 г. Адам Ротфельд посетил город Ньюпорт (США) с дипломатическим визитом, где случайно встретился с известным кардиохирургом Леоном Хамейдесом. Это был его друг из унивского приюта – Левко Хаминский, который вернул свою семейную фамилию. Мужчины не сразу узнали друг друга. Помог случай. В 1943 году всех воспитанников ученического приюта сфотографировали, и каждый из ребят получил групповое фото на память. Адам Ротфельд просто узнал эту фотографию. Уже позже профессор Хамейдес отдал фото в музей Холокоста в Вашингтоне вместе с кратким описанием своей истории спасения.
Отец Леона, раввин из Катовиц, в начале осени 1941 года обратился к митрополиту Шептицкому с просьбой помочь сохранить свитки Торы и религиозные тексты. Митрополит заверил, что спрячет ценные книги в безопасном месте и спросил, нужна ли помощь семье раввина. Тот попросил спасти своего сына, которому тогда было 6 лет. Таким образом, маленький мальчик Леон попал под опеку греко-католических отцов. Сначала он жил в монастыре Василиан в Брюховичах, затем оказался в Униве. Получил новое имя Левко Хаминский и начал новую жизнь в приюте среди украинских детей. Ему было очень тяжело, потому что в то время он практически не разговаривал на украинском. Но под бдительным оком монахов, которые о нём заботились, в частности, отца Даниила, он освоился в новой среде¹⁸. По словам господина Леона, он вел себя, как и все остальные дети, активно участвовал в жизни приюта¹⁹. Неизвестным остался вопрос, был ли мальчик крещен, поскольку крещение не было обязательным условием для укрывательства, но давало немного больше шансов быть неузнанным. Свидетельство о крещении на руках становилось еще одним доказательством "арийскости". Леон Хамейдес вспоминает, что в приюте проживал еще один парень из еврейской семьи Одед Амарант (на украинском его звали Одерко). Однако его воспоминаний не удалось обнаружить. Единственное, что известно об Одеде Амаранте, это то, что ему удалось эмигрировать после войны и сейчас он живет в Израиле²⁰.
Четвертый случай счастливого спасения – история Курта Левина. Он был старше других детей и скрывался не в приюте, а в самом монастыре. В книге воспоминаний, которую он написал сразу после войны²¹, парень рассказывает, что прибыв в Лавру по совету митрополита Андрея, он понял, что о его приезде никто не знал, и Курта там не ждали. Юношу приняли в монастырь как настоящего кандидата в новициат под именем Роман Митка. Лишь впоследствии игумен о. Иосиф и другие монахи узнали, кто он. Однако Курт Левин и дальше жил согласно распорядку дня монахов и выполнял всю работу: так было безопаснее и таким образом он не вызывал подозрения. И действительно, мало кто знал, что в самом монастыре живет еврейский парень. Ни дети из приюта, ни его работники не догадывались, что рядом с ними жил сын раввина²².
Отец Гедеон Сироид, частично занимавшийся еврейскими детьми в Уневе и привлеченный к акции спасения евреев, о Курте ничего не упоминает. В своем интервью он рассказывает только о троих мальчиках, живших в детдоме²³, о еврейских девочках в Якториве, однако, видимо, он не знал о том, что Роман Митка – еврейский парень. Конечно, это лишь предположение, однако фактом остается то, что система укрывательства евреев в монастырях была продумана хорошо, и тайна строго сохранялась. Сначала юноше было невероятно трудно привыкнуть к аскетическим условиям жизни в монастыре, но впоследствии он даже радовался свободной минутке, когда мог предаться воспоминаниям и размышлениям. Парень вспоминает, что единственное, чего он избегал, была исповедь. Мотивировал это тем, что имеет своеобразное страдание.
В своих воспоминаниях Курт Левин часто отмечает, что благодарен унивским монахам не только за убежище, но и за то, что они оказывали психологическую помощь: его никогда ни о чем не расспрашивали, а в трудные минуты поддерживали и радовали. После нескольких месяцев жизни в монастыре вышел приказ, чтобы все монахи сделали "кеннкарты". Курту нужно было ехать во Львов, чтобы привести в порядок свои документы. Он получил фальшивую метрику и вернулся обратно в Унив. Но кто-то узнал его во Львове и донес в гестапо Золочева²⁴: "В течение двух недель скитался я по монастырям Львова. В то время уже отлично владел украинским языком. Однажды игумен Климентий сообщил, что нашел для меня подходящее место вдали от людей"²⁵. Это был скит св. Андрея в Лужках, где юноша жил вплоть до прихода Красной армии. Сразу после окончания войны он эмигрировал в Польшу, а затем – в США, где уже во взрослом возрасте написал еще одну книгу воспоминаний "Путешествие сквозь иллюзии", которая в 2007 году была переведена на украинский язык²⁶.
Эти четыре счастливых случая спасения еврейских мальчиков Унива особенные, как и каждая история сохранения жизни во время войны, но в то же время не исключительны. Во всех городках и селах Галиции находились люди, рисковавшие своей жизнью, помогая тем, кто в опасности. Об этом свидетельствуют и награды "праведников мира" от "Яд Вашем". Хотя невозможно сказать или подсчитать, кого среди украинских соседей было больше – спасателей или соучастников убийств. Можно лишь предположить, что отношение украинцев к евреям во время войны характеризовалось широким спектром, в котором непосредственное участие в Холокосте или, наоборот, помощь его жертвам, были его крайними точками. Большинство украинского населения находилось где-то посередине и занимало позицию молчаливых свидетелей²⁷.
¹ Буцманюк І. Унів і єго монастирі. – Жовква, Печатня оо. Василіан, 1904. С. 13
² Там же. – С. 5.
³ Шематизм духовенства Львівської архиєпархії, 1935-1936 рр. Львів – 1935.
⁴ Там же.
⁵ Інтерв’ю з Галиною Мокрій. Записано з уст від 29.09.2011.
⁶ Інтерв’ю з Параскевією Піп від 3.11.2010 Львівська обл., Перемишлянський р-н, с. Унів
⁷ Інтерв’ю з Галиною Мокрій…
⁸ Інтерв’ю з Ігорем Дюком від 10.05.2011 Львівська обл., Перемишлянський р-н, с. Унів
⁹ Згідно з інформацією, яку надала Галина Мокрій
¹⁰ Інтерв’ю з Ігорем Дюком.
¹¹ Вірші Роальда Гоффмана присвячені його перебуванню в Уневі. Джерело: архів «Яд Вашем».
¹² Вірш «Games In The Attic» (архів «Яд Вашем»)
¹³ Інтерв’ю з Ігорем Дюком.
¹⁴ Избранные истории. Весь мир через щели в ставнях. Микола и Мария Дюк (Украина) // Архів «Яд Вашем».
¹⁵ Rotfeld Adam. Sprawedliwi są wsród nas / Ze wstępu do albumu „Polacy ratujący Żydów w czasie Zagłady. – Przywracanie pamięci“, Warszawa 2008.
¹⁶ Варто звернути увагу, що українські прізвища дітей перегукувалися з оригінальними, у цьому випадку «Червінський» – «червоне поле». Вже значно пізніше, коли після війни хлопець знайшов свою старшу сестру, він дізнався і своє справжнє прізвище – Ротфельд.
¹⁷ Rotfeld Adam. Tyle pamietam…
¹⁸ Інтерв’ю з Леоном Хамейдесом / Архів Унівської Лаври. – F 017 S 10 DVD 046
¹⁹ Там же.
²⁰ Там же.
²¹ Lewin Kurt. Przeżyłem. Saga Swiętego Jura spisana w roku 1946 przez syna rabina Lwowa. – Warszawa, 2006.
²² В інтерв’ю з Адамом Ротфельдом, Леоном Хамейдесом немає жодної згадки про «єврейського новака» в Унівській Лаврі. Виглядає, що вони дізналися про Курта Левіна щойно після виходу його спогадів.
²³ Інтерв’ю з єрм. Гедеоном Сироїдом / Архів Унівської Лаври. – F017 S 010 DVD 403-007-010 від 13.09.1997 р.
²⁴ Lewin Kurt. Przezylem… S. 146
²⁵ Ibid S. 149
²⁶ Левін К. Манідрівки крізь ілюзії. – Львів. 2007.
²⁷ Більше про цю проблему можна почитати: Gross J.-T. Ten jest z ojczyzny mojej, ale go nie lubie / Upiorna dekada. Trzy eseje o stereotypach na temat Żydów, Polaków, Niemców i komunistów. Austeria – 2006
Оксана СІКОРСЬКА, “Zbruć”
